1
Не умолкает и ночами
Воды и ветра давний спор.
Века свинцовыми волнами
Морщинят Баренца простор.
А в глубине, задраив люки,
Висит глухая тишина.
Как будто камни, тонут звуки
И тают, не достигнув дна.
И нет безмолвнее той тайны,
Что в толще вод погребена.
Как разговор исповедальный,
Хранит былое глубина.

2
Когда бы времени движенье
Возможно было обуздать,
Вернуть из прошлого мгновенье
И, словно поезд, задержать,
И тотчас все переиначить,
На новый путь перевести,
Другую станцию назначить,
Зелёный свет на всем пути...
Какой свершить все это силой?
Неудержимый, как порыв,
Несётся вдаль локомотив,
Курком взведённым всё, что было,
На "до" и "после" разделив.

3
К развязке двигалось ученье,
Неумолимо, как судьба.
Приказ, тревога, погруженье,
Венцом — торпедная стрельба.
В сценарий вписываясь четко,
Укрывшись мраком глубины,
Кралась к "противнику" подлодка —
Как меч, упрятанный в ножны,
Чтоб на послушном расстоянье
Обрушить яростный клинок...
Томилось время в ожиданье,
Лелея выявить итог.
Как вдруг, ломая план, поспешно
Пошёл на всплытье командир:
"Нагрев торпеды!" — от депеши
Сотрясся радиоэфир.
И — в глубину без канители:
Мятеж огня предотвратить.
"Товсь!" — изготовиться успели,
Но не успели отстрелить.
И, созданные для победы
Талантом русским и трудом,
Свои ж ударили торпеды —
Взнесённым со спины ножом…

4
Дано ли правде всей открыться?
Как ни юли лисою власть —
Пушком запачканное рыльце
Не даст в обман беспечный впасть
И как итог принять на веру:
Надёжен, чёток флотский строй,
А всей трагедии безмерность —
Всего лишь случай роковой.
И коль на память не в обиде —
Над ложью тщись себя поднять,
Лес за деревьями увидеть
И вышним разумом понять,
Что "Курск" — не просто катастрофа
На перекрестии веков,
А восхожденье на Голгофу
Во искупление грехов.
Грехов страны, больной безвольем
Перед лицом своих невзгод.
Грехов всех нас. Всего же боле —
Тех, кто гноил и гробил флот.
Кто, словно машинист беспутный,
Сорвавший спьяну стопора,
За годы реформистской смуты
Профукал детище Петра.
Кто, будто крот, вгрызался в сушу
И, с подлой властью обручен,
Готов был заложить хоть душу
За сладость маршальских погон.
Кто, как шары в бильярдной лузе,
Толклись во власти у руля
И, как Никита кукурузу,
Боготворили "Тополя".
Кто, равнодушен к старой славе
И с днем грядущим не в ладу,
Готовит и теперь державе
Континентальную узду...

Боль тяжёлых утрат
Непонятна и неотвратима.
"Норман Паинер"* с "Игл"**
Сквозь дремучие мили летят…
Штормовые ветра,
Ночь, прожитая в диком бессилье,
Чтоб скорее спасти,
Отмолить, погибающих наших ребят.
Крейсер падает вниз,
Пузыри громоздятся навылет.
Тишину разорвав,
Взрывом диким, ушедшим во мглу…
Скрежет прочных листов,
Трещин страшных не санти…, не милли…
Поглощённых отсеков,
Воды тихий, дикий приют…
Свет, пролейся скорей
В наркотической давке азота…
В углекислом удушье,
В давлении диком пройди!
В тьме найди всех живых,
В полуобмороке или во рвоте,
В наркотическом сне
Разбуди, подними, отогрей!
Вместе с ними лежу,
Собирая последние силы,
Чтобы снова отбить
Девять страшных ударов о борт…


Не видно врага, да и был ли враг?
Следствие есть, была ли причина?
Пламенем чёрным Андреевский флаг,
Стальной саркофаг,
Пучина.
Чайки кружатся чинно.
Днём и в ночи
Плачь и молчи,
Пучина.
Сколько оборвано нитей…
Легче гагачьего пуха ил…
Волки морские, спите,
Г-дь вас простил.
Обруч всё туже,
Железа окружье,
Снаружи
В уши
Оглохшего мира
«Майна!» и «Вира!».
Удушье.
Нашествие сажи.
Миражи.
Зелёной вспышкой –
Не луг ли? –
Ромашка такая живая…
Ламп аварийных угли
Медленно дотлевают.
Тьма подступает вязко,
Жизнь – не сказка
О Золотом Ключике. –
Спите,
Великомученики.
И кто на Россию зарится?
Какие неандертальцы?
Кричу и Душой и кожей –
Б-же, Всесильный Б-же,
Простёртой рукой обезводь
Море,
На этот раз Баренца. –
………………………………
Спите, страдальцы,
Прости нас, Г-дь…